Юла.
крутись, вертись, юле шальной подобно.
слова храни на дне немого горла.
выплёвывай могилы мертвых слов.
и в суматохе адской карусели
прочувствуй приземлённое веселье
и синяки, набитые веслом,
что кто-то обронил, в ковчеге нежась.
из уст порхало скомканное "вечность",
и языки невидимо плелись.
а в оргии ночной опять вертелось
пошрамленное опытное тело,
глаза стыдливо опускались вниз.
рука коснулась вязкой чёрной глади.
нас тянет дно, нас тянет... ну и ладно.
крутись-вертись, игрушка-человек.
по паре твари - благо да и только.
и тальк, и ток, и пёстрая листовка,
и блеск морщин на высохшем челе,
сожжённом и хранящем шёпот истин
прогорклых, как миндаль, гнилых, как листья,
и мыслей изощрённых гулкий вал.
веселье карусели - грусть погоста.
и здесь ты на правах всего лишь гостя,
да истин сок испил едва-едва...
Как дела?
Спроси "как дела",
А то ведь совсем не дело.
Недели мотаю,
Как будто катушки ниток.
Я вечный нытик -
Время на ноль делю.
Вот почему и бытьё всё равно нулю.
Ищи только вход.
Выходные уже не выход.
А кто тебя выходил?
Только стальные будни.
И что же будет?
Дверь входную ищи.
Проверим, кто какими нитками шит.
Ты прямо к победе.
Не то, чтобы худо-бедно -
Бедою окутана -
Толстым колючим шарфом.
На брудершафт
Выпиваем её до дна.
Зелье тоски течёт по весенним дням.
Море сбежало.
Скажешь "какая жалость".
Спрячь своё жало -
Не разрушай систему.
Тонкие стены.
Отчётливо слышу "чёрт!"
Чётко очерчивать, что за тобой влечёт.
Тонко подметить,
Смётывать километры.
Метаморфозы -
Шумный каскад превращений.
Трещины, щели...
Я знаю, куда бежать.
Спроси "как дела" и режь меня без ножа...
Слово - не воробей, скорее, выстрел
Кружево вен,
Кружево острых веток...
У меня право голоса,
А у тебя - право вето.
В небе колокол солнца.
Прощальный звон.
Двигаться дальше.
Нужно бежать крайне быстро.
Слово - не воробей,
А, скорее, выстрел
(Если не ранило, значит,
Тебе повезло).
Жгутся мосты,
Мнутся воспоминанья.
Стало известным то,
Что лишь "между нами".
Лодками быстрыми
В реку бегут слова.
Наш разговор
Запутался в кружеве веток.
У меня - право голоса,
А у тебя - право вето.
Эту систему, увы,
Невозможно сломать.
Август.
снова сонно шагаешь и падаешь,
словно камень, который бросили.
ты всё лето вынашивал осень.
ты на золото слишком падок.
и на равных на раны старые
прикрепляешь ярлык поношенный.
ты не любишь вычурных новшеств.
знаешь, завтра не надо даром.
паутиною дыры затянутся.
прощупаешь, крикнешь, взбесишься -
ты не любишь внезапных зрелищ.
и вчерашние хлынут тени,
затевая рутинный танец.
,
ты всё лето вынашивал осень -
исковерканный мыслью вымысел.
ты рукою дрожащей вымесил
бесконечности цифру восемь.
осенило.
слепые зодчие -
снова сонно строим убежища
от осенней холодной порчи,
от ветров, трусливо трепещущих
Жара.
глобус
пальцами солнца
смят.
и трещит земля.
слова, руки порвав,
распластались
брюхом вниз.
лето.
наглотались воды и
лишнего света
липкого.
искренность искрами
посыпалась с глаз,
и не видно строчек,
и не слышно муз.
лопнула мгла.
слова, кости пересчитав,
(все ли на месте?)
спать улеглись
на дно мысли
и ждут,
пока ядовитый
осени поцелуй
разбудит их вместе
с листьями.
Змееутро
Выгнул шею, шерсть взъерошил
- ветер утра влез под кожу.
Потолок протёк. Мокреет.
Льются мысли прямо на пол.
И цепляюсь кистью в тело,
Бросив смело осторожность.
Чёрных дыр магнитонежность
Тянет вниз с тропинки трапа.
Раззевалось утро. Пастью
Зазывает в омут-пропасть.
Дай мне руку, грустный спутник
Размотаем землеоси.
Мы ступаем в дневноспешку
Псевдофальши, рас-вопросов,
Над обрывом зимо-вёсны.
Да по кромке лета-осень.
Змееутро языкато ядом
В ямы, ядом в раны.
Дай мне руку. Кистью раню
Рёбра рыбьи (всё же жалко).
Потолок стекает морем,
Размножаются пираньи.
Кровь геранью, кровь геранью.
Жилки, ножики, пижамки.
Бездна, поздно, праздный вечер -
Раздвоится свет в глазницах.
Брызнет утро жёлтым ядом -
Падай навзничь жалкий смертный.
Слабокрылый, жидкошёрстный,
Слепоглазый, бледнолицый.
Расклубится змееутро,
Прошипит, сползёт под двери...
он щёлкал людей на раз-два
он щёлкал людей на "раз -два",
как семечки, как фисташки.
кожура покрывалась трещинами,
летела, за воздух цепляясь.
дни утопали в море,
панцирь был глуше и толще.
со стен слезала шкура,
и падала оболочками.
он щёлкал людей на "раз-два".
небо густело и хмурилось.
в сердце-копилке ненависть
пылилась, покрывшись неделями.
в каждом лице незабытом
сверкала нелепая искренность.
ломал их взгляды пальцами,
стуча по броне своих мыслей.
он щёлкал людей на "раз-два".
голова трещала от выпитого,
девушка с губами сухими
дышала предельно ровно.
в неслышном движении рта,
она промолвила истину,
а он позабыл, что может
видеть людей насквозь.
Жетон души завалялся в кармане
дороги путались, разбавлялись рельсами,
переплетались с проводами,
трубами, трупами,
людьми, наконец.
воздух смешался с дымом, воплями,
взглядами, птицами, домами.
лимфоузлы мегаполиса воспалились,
рёбра тротуаров в трещинах,
в лёгких неба застрял свинец,
сердце сгнило,
пульс уснул,
жетон души завалялся в кармане.
Бесконечность в ладони нищенки
Срывайся. Как стая угольных птиц с соседней крыши.
Бесконечность твоя уместилась в ладони лохматой нищенки.
Туман рассеивается, улетает всё выше,
Остаётся свет синевы напыщенной.
Срывайся. Как ослепительный лист жёлтый,
Валяющийся под моими ногами. Не верь в моногамию.
Разрывай вены памяти, боли аорту.
Ступай по тональностям, цветовой гамме...
Срывайся. С балкона восьмого лететь немного.
Листья, валяющиеся огромным скопом смягчат падение.
Только есть опасность сломать ноги...
Срывайся, надеясь на воскресение.
Ілона ЧЕРВОТКІНА